Алексей Саватюгин: «коллекторская деятельность в России может оказаться вне закона»
С руководителем НАПКА Алексеем Саватюгиным мы[i] общались на Банковском саммите ЦФТ как раз в тот день, когда закон о коллекторах должен был пройти второе чтение в Государственной думе. Но чтение опять было отложено, и у нас появилась возможность еще раз обсудить, что в этом законе не устраивает финансовое и коллекторское сообщество, почему никто не хочет надзирать за коллекторами и что коллекторская деятельность после принятия закона может оказать вне правового поля.
– В Государственной думе опять отложили второе решающее чтение о коллекторской деятельности. Есть надежда, что какие-то поправки, подготовленные коллекторским сообществом, войдут в закон?
– Если коротко, то надежда есть. Если отвечать более развернуто, то почти точно можно утверждать, что закон будет принят в существенно ином виде, чем он был внесен в Думу. И это хорошо, потому что в том виде, в каком он был внесен в Думу и принят в первом чтении практически без обсуждения (и правительство не дало к закону ни одного замечания), это был на удивление плохой закон.
Сейчас вроде бы сложно удивить плохими законами. Но обычно когда мы говорим сейчас о плохих законах, то мы имеем в виду законы политические. Специфические профессиональные отраслевые законы, которые регулируют не политическую или социальную сферы, а конкретный вид бизнеса, должны быть профессиональными. При их создании надо разбираться в специфике бизнеса, в устоявшихся правилах игры, в мировом опыте.
Этот закон не только регулирует деятельность нескольких сотен коллекторских агентств. Этот закон – про взаимоотношения кредитора и заемщика в целом. Субъектами регулирования становятся тысячи профессиональных кредиторов и десятки миллионов заемщиков. И когда он вбрасывается вот так – без обсуждения с кем-либо из профессионального сообщества…
Была большая опасность, что он будет принят сразу в трех чтениях, подписан президентом и вступит в силу на следующий день после подписания. К счастью, этого не произошло. Закон оказался настолько внутренне противоречивым, настолько он не решал ни одну из проблем, на которые был направлен, что это стало очевидно. Популизм в данном конкретном случае не прошел.
Тем не менее, очевидно, что в том виде, в котором будет принят закон, в нем будет сильный перекос в сторону защиты интересов должников, большие ограничения в отношении профессиональных кредиторов и коллекторов. Но при этом, надеюсь, из закона уйдет ряд положений, которые убивали потребительское кредитование. Они ставили запретительно высокие барьеры для взыскания долга. Барьеры не только для того, чтобы заниматься коллекторским бизнесом, но и для того, чтобы выдавать гражданам потребительские кредиты.
– Какие это положения прежде всего?
– Могу упомянуть основные из них. Во-первых, это право должника на безусловный отказ от общения с коллектором. В законе было записано, что любой должник может отказаться от общения с кредитором или его представителем. То есть он может просто заявить: «Я вас больше видеть не хочу. И денег я вам отдавать не хочу». И как вернуть деньги, если должник запрещает банкиру или коллектору с ним общаться? Остается только суд.
И вот тут авторы закона забыли спросить судебную систему: готова ли она к той нагрузке, которая может ожидать ее в таком случае. Любой рациональный должник тут же откажется от общения, после того как он взял кредит. Сейчас в Службе судебных приставов лежит четыре миллиона исполнительных листов, а будет – сто четыре миллиона. Суды будут длиться месяцами и годами, проценты за это время будут начисляться. Кому от этого станет лучше, совершенно непонятно.
Даже в римском праве было специально подчеркнуто, что цессия не требует согласия должника
Второй момент – это фактический запрет на цессию, переуступку прав требования. Хотя цессия – это инструмент, который известен со времен римского права, ему две с половиной тысячи лет. Авторы законопроекта предложили, чтобы нужно было получать согласие должника, если кто-то хочет переуступить долг. Даже в римском праве было специально подчеркнуто, что цессия не требует согласия должника. При переуступке прав долговая нагрузка на должника не меняется. Естественно, если начать спрашивать, то никто не будет ничего разрешать. Вы просто не найдете должников, чтобы они поставили свои подписи под разрешением. Это значит, что на банках будут висеть долги, которые банкиры не смогут сбыть коллекторам. Будет расти просрочка. Просрочка будет висеть на банках, под нее надо будет создавать резервы. Будут лететь все нормативы достаточности капитала. Банкиры, естественно, будут закладывать этот риск в ставку по кредитам. Скоринг ужесточится, и кредиты станут еще более дорогими и менее доступными. Активно будет развиваться рынок черных кредиторов. Не совсем понятно, кому станет лучше от всего этого.
Вроде бы в процессе дискуссии банковскому и коллекторскому сообществу удалось убедить тех, кто принимает решение, смягчить во многом эти требования. Но все равно закон остается популистским.
– Какие еще положения законопроекта вызывают вопросы?
– В законе пытаются определить, сколько и кому можно звонить по телефону. Нельзя, например, звонить беременным, больным, пожилым людям. Это все благие пожелания вроде бы. Действительно, нехорошо давить на беременных и больных. Но как это может администрироваться на практике? Как может коллектор узнать, что женщина беременна? Как можно узнать: болен человек или здоров? Эти ограничения привели бы к повышенным тарифам для женщин, для тех, кто приближается к преклонному возрасту, для лиц с хроническими заболеваниями.
Другие ограничения касаются частоты общения. Например, коллектор не должен звонить должнику больше одного раза в день или двух раз в неделю. Тоже вроде бы благое пожелание. У нас некоторые коллекторы или даже банки злоупотребляют этим и звонят по четыреста раз в день. Но как можно администрировать количество звонков? Должник может, например, просто бросить трубку, услышав, что ему звонят о долге. Получается, что коллектор больше не сможет ему в этот день перезвонить. Или должника может не оказаться на месте и так далее.
К счастью, дискуссия идет. К сожалению, она идет очень сложно. Скоро выборы, и очень мало кто в Государственной думе или в правительстве хочет разбираться в этой специфике, зато там реагируют на публикации в прессе, причем прессе непрофессиональной. На все эти публикации об ужасных коллекторах, которые совершают преступления против женщин и детей, хотя все эти вопиющие случаи о которых идет речь в прессе, пока никак не подтверждаются данными прокуратуры и силовых органов. Есть факты преступных действий, но кто их совершил, непонятно. Хотя, казалось бы, чего проще: если это произошло в связи со взысканием долга, найдите того кредитора, кому должник должен, выясните, кому передано взыскание долга. Все это фиксируется. Но после некоторых случаев прошло уже несколько месяцев – и ничего. Мы получили официальный ответ от прокуратуры, что они не знают, кто это совершил.
В Госдуме в марте 2016 года находилось 12 законопроектов о коллекторской деятельности. Для всех них был характерен популизм разного уровня – от полного запрета деятельности коллекторских агентств до запрета на отдельные виды деятельности. Можно сказать, что закон, который внесли Нарышкин и Матвеенко, более или менее конструктивен.
– Вы же говорили, что он плохой. А сейчас говорите, что хороший?
– Он хороший по сравнению с другими законопроектами. Но плох по сравнению с идеальными законами.
– За рубежом законы о коллекторах тоже носят такой несколько однобокий характер – в пользу должника? Это общемировая практика, что закон склонен защищать должника?
– Мировая практика очень разная. В мире существует около двухсот самостоятельных юрисдикций. И всегда можно найти тот пример, который будет тебе удобен. Мир очень разный. Если говорить о странах с развитым гражданским законодательством, то там закон стоит на стороне слабого, а в отношениях профессиональный финансист – заемщик слабым является скорее заемщик. Закон должен его защищать, с этим мы не спорим. Но методы этой защиты могут быть разными.
Экономическая теория права, которая в мире развивается уже более пятидесяти лет, говорит, что применительно к любой правовой норме должен взвешиваться тот положительный эффект, которая она дает, и те затраты, те издержки, которые будут необходимы для выполнения этой нормы закона.
– Как может повлиять на бизнес этот закон? Можете дать какие-то количественные оценки?
– Трудно дать количественные оценки, поскольку непонятно, в каком виде будет принят этот закон. Как вы видите, принятие закона уже неоднократно откладывалось, он уже несколько месяцев не принимается. Это означает, что дискуссии продолжаются. Но если бы он был принят в той редакции, в которой был внесен, то количество коллекторских агентств сократилось бы на порядок. Объем кредитов, выдаваемых как банками, так и в первую очередь МФО, сократился бы, а стоимость кредитов для физлиц увеличилась бы. Существенно возросла бы нагрузка на судебную систему и службу судебных приставов, что потребовало бы дополнительных бюджетных расходов.
– Кто будет осуществлять надзор за коллекторами? Это хотя бы понятно?
– Это тоже одна из больших проблем. По логике вещей, это должен быть Центральный банк, раз он играет роль мегарегулятора над всеми сегментами финансового рынка. Но Центральный банк категорически против. Там утверждают, что коллекторы это вовсе не финансовый рынок. Это звучит довольно странно: выдавать кредиты – это финансовый рынок, а возвращать их – не финансовый.
– Деятельность коллекторов возможна не только по задолженностям, образовавшимся по кредитам, но и по задолженностям по ЖКХ, например …
– Да, это не имеет прямого отношения к кредитованию, хотя, по сути, если есть долг, то есть и кредит. Более 90% долгов – это долги именно перед кредитными организациями. С другой стороны, Центральный банк регулирует деятельность бюро кредитных историй. Сейчас Центробанк хочет регулировать рынок аудиторских услуг – это же явно не финансовый рынок, но регулятора это не смущает. Центральный банк вводит правила управления для всех корпоративных обществ, не только для финансовых компаний. Эти правила будут обязательны для всех эмитентов в реальном секторе экономики. С тех пор как Центральный банк стал мегарегулятором, он является второй, если не первой экономической властью в России. Он давно уже регулирует не только финансовый сектор. Его невинность как финансового регулятора давным-давно утрачена.
Понятно, что им не хочется. Как было однажды сказано нашим президентом, «все равно, что свинью стричь: визгу много, а шерсти мало». Регулятор коллекторов все равно будет получать миллионы жалоб. Поэтому ЦБ стремится избавиться от этого. А если не ЦБ, то кто? Остается правительство. В той редакции закона, которую мы сейчас обсуждаем, говорится, что правительство должно выбрать какой-то орган, какое-то ведомство для этой цели. По моей информации, на данный момент правительство еще не определилось.
Обсуждаемый законопроект писало Министерство экономического развития. И сейчас оно готовит правительственные поправки и является главным идеологом. Но Минэкономразвития тоже категорически не хочет регулировать этот рынок.
– Силовики? Служба судебных приставов?
– Казалось бы, это тоже логичный вариант. Служебные приставы, по крайней мере, знают, что значит долги выбивать. Там есть специалисты и практики, которые понимают специфику. Но тут возможен конфликт интересов – они же сами собирают долги.
Остается еще Роспотребнадзор, который защищает интересы потребителей. Но это страшный сон всех коллекторов, поскольку Роспотребнадзор считает, что коллекторы вообще не нужны, цессия – противоправное деяние и так далее.
Была идея передать коллекторов МВД, подобно частной детективной деятельности, например. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
Минфин делает вид, что он тут вообще ни при чем…
Очень плохо, что нет такого фронтмена в правительстве, с которым можно было бы вести переговоры. Понятно, что закон в том или ином виде будет принят в весеннюю сессию. Даже если он вступит в силу не сразу, а с 1 января 2017 года, то останется всего полгода, чтобы определить этот надзорный орган, выделить ему штатную численность, обеспечить бюджетное финансирование. Этот орган должен будет издать большое число нормативных актов: порядок ведения реестра профессиональных коллекторов, требования к программному обеспечению, порядок расчета чистых активов и еще много чего.
И, скорее всего, получится так, что закон уже вступил в силу, а регулятора нет, регулятор не готов, необходимая нормативная база отсутствует, а значит коллекторская деятельность у нас запрещена законом.
– Возможен ли какой-то временный вариант? Например, чтобы СРО взяли на себя пока часть функций по регулированию рынка?
– Это было бы хорошо. На этом рынке уже есть какие-то прообразы СРО. В законопроекте написано только, что коллекторы могут объединяться в саморегулируемые организации. И это все, что написано. Не определено ни полномочий, ни обязанностей этих организаций. Наверное, предполагается, что это будет происходить в рамках общего закона о СРО. Но правительство сейчас готовит очень серьезную реформу СРО в целом.
Надо было бы хотя бы прописать обязательность участия в СРО, как это уже сделано для других финансовых рынков. Для 17 видов деятельности есть нормы, определяющие роль СРО на финансовых рынках, и это очень сильно облегчает работу регулятора.
[i] Беседовал: Антон Арнаутов, главный редактор ИА «Банкир.Ру»
